— …Ошибаюсь? Я никогда не ошибаюсь.
— А на этот раз ошиблись. Вам понравился наш город?
— Честно? Я его толком не видела. Была слишком занята. Семинар по леворадикальным движениям, транснациональным корпорациям и антиглобализму. И практические занятия по противодействию полицейским подразделениям во время демонстраций и уличных шествий.
— Потрясающе.
Габриель действительно потрясен. Одна лишь мысль о том, что столь хрупкое существо участвует в столкновениях с полицией или собирается осуществить это в ближайшем будущем, снова заставляет его сердце работать с перебоями.
— Потрясающе, но и опасно… Как мне кажется, — добавляет он.
— Хорошего мало, особенно когда эти суки применяют водометы. Или резиновые пули. Но кому-то все равно надо сражаться. А если будешь отсиживаться в своей норе — мир точно долго не протянет. И несправедливость, жестокость и циничная эксплуатация человека человеком воцарятся навсегда.
— Я понял, понял… А хотите, я покажу вам город? Он прекрасен…
— Опять ты за свое!
— Нет, правда. Здесь такое количество удивительных мест! Чудных уголков, до которых не добираются туристы…
— Туристы, ага! Та падаль, что шляется по миру и тратит бешеные бабки на свои прихоти, совершенно не задумываясь о том, что их можно направить на другие, гораздо более благородные и человечные цели.
— На закупку оружия, например. Или на взрывчатку. Или на бомбу с часовым механизмом для закладки в головном офисе какой-нибудь транснациональной корпорации. Чтобы она рванула во время заседания совета упырей-директоров.
Он совсем не хотел, чтобы его слова прозвучали иронично или — того хуже — едко. И хоть чем-то задели или обидели забавную веснушчатую мордашку. Вдруг она обидится, развернется на крепких, утопленных в разбитые кроссовки, пятках — и уйдет?
Он не хотел, но слова уже сказаны.
— Неплохая идея. — Вместо того чтобы обидеться, гостья широко улыбнулась. — Многие наши таких крайних методов ведения борьбы не поддерживают, предпочитают блеять у посольств и представительств с плакатами в копытах. А я считаю — такое ведение дел многих бы отрезвило.
— А жертвы? — Вот Габриель и не заметил, как втянулся в дискуссию.
— Сейчас в жертву приносятся целые народы. В Африке, в Азии, в Латинской Америке — куда ни плюнь. Так что если мы уничтожим сотню-другую упырей — воздух станет намного чище. Не говоря уже о том, что оставшиеся упыри слегка подожмут хвост. А ты интересный чувак.
Переход от упырей к его скромной персоне так неожидан, что Габриель замолкает на минуту, прежде чем сказать:
— Вы находите?
— Ага. И язык у тебя подвешен. Политикой не интересуешься?
— Стараюсь держаться от нее подальше. Ничего хорошего в ней нет.
— Типично обывательская точка зрения. Только ты должен знать: если ты не интересуешься политикой, то она сама рано или поздно заинтересуется тобой.
— И что произойдет тогда?
— Увидишь, — туманно намекает девушка. — Вот ты сидишь здесь, ковыряешься в заднице и понятия не имеешь, что уже давно стал соучастником самых неправедных дел.
— С какой это стати?
— А с такой. Отсутствие у тебя четкой позиции и молчаливое соглашательство со всеми ужасами, которые происходят в мире, и есть соучастие в преступлении.
На секунду в голову Габриеля закрадывается безумная мысль: что, если показательные выступления рыжей анархистки — часть сюрреалистического семинара, который она посещает? Теория уже зачтена, осталось лишь поставить птичку в графе «практика». Но для этого ей нужно обработать первого попавшегося ротозея-аборигена, да так, чтобы он, проникшись… как же это называется? ах, да, — левацкие идеи. Чтобы он, проникшись левацкими идеями, тотчас же потребовал вести его на баррикады. Потребовал использовать его в качестве живого щита в бесконечно-локальных сражениях партизан из сельвы и правительственных войск. В крайнем случае — потребовал отдать свою почку голодающим Африки.
Кушайте на здоровье.
Он рассуждает, как упырь из совета директоров, а это неправильно.
— Вы, значит, в преступлениях, инспирированных сильными мира сего, не участвуете?
— Нет, конечно.
— Но при этом не отказываетесь от гамбургера, произведенного на свет транснациональными корпорациями.
Снова получается, что он подколол девушку. Но она сама виновата, могла бы и не держать в руках булку с плоской котлетой.
— Ты меня поймал. — Анархистка дергает себя за подбородок. — Один — ноль. Но сейчас мы это исправим.
Она разжимает пальцы и гамбургер шлепается на пол. Остается только закрепить успех и приструнить аборигена, посмевшего показать зубы, — кроссовок девушки с силой опускается на несчастный фаст-фуд, и давит, давит его. Размазывает по полу.
Габриель наблюдает за всем этим с неослабевающим вниманием.
— Так будет со всяким, кто поимеет наглость не согласиться с вашими идеями? — наконец спрашивает он.
— Ха-ха! Я же говорила — ты интересный чувак. И язык у тебя подвешен.
Теперь уже девушка без всякого стеснения разглядывает Габриеля, вот интересно, что она при этом думает?
— Говорят, вы хорошие любовники, — неожиданно заявляет она. — Это правда?
— Кто это — «вы»?
— Вы. Испанцы.
— Не знаю. — Габриель явно смущен таким головокружительным поворотом беседы. — Я… не рассматривал испанцев в таком разрезе.
— Вот ты — хороший любовник?
Ну точно, в графе «практика» просто необходимо проставить галочку — любой ценой. Смутить аборигена, сбить с толку, заставить потерять ориентацию в пространстве и получить над ним полный контроль. А там, глядишь, и экзаменаторы подоспеют, руководители семинара; может, они уже сейчас плющат свои носы о стекло!.. Габриель инстинктивно вперился взглядом в витрины —