8–9–8 - Страница 48

если бы она исчезла, не вернулась, уехала в Эйндховен, он, наверное, почувствовал бы облегчение. И освободился бы, наконец, от бесконечных и несносных филиппик по поводу борьбы с империализмом, с обнаглевшими американцами и их прихвостнями во всех частях света; с клонированием, генно-модифицированными продуктами, с мировым еврейским правительством, с запретами на аборт, с запретами на однополые браки, с противопехотными минами —

сколько же дерьма насовала в его голову Линда!..

Вот бы она убралась из его жизни!

Но… для кого тогда ему делать татуировки? Кого будет трахать он и кто будет трахать его, всасывать в себя и снова выпускать на волю — облегченного и безмерно счастливого?

Чушь.

На свете существуют другие девушки. Не такие сумасшедшие. Гораздо менее озабоченные мировыми проблемами, чем Линда. И таких девушек полно. Часть из них пройдет мимо, не заметив Габриеля, часть — отпустит колкость в его адрес и продолжит идти мимо, но кто-то приветливо улыбнется ему. Или заглянет в его магазинчик, что и будет великолепным решением проблемы. «Есть ли у вас книги о настоящей любви?» — спросят у Габриеля.

«Конечно», — ответит Габриель.

И Федерико Гарсиа Лорка, великий поэт, будет доволен. И Кнут Гамсун. А на провокатора Генри Миллера ему начхать, Миллер никогда не был его любимчиком, хотя Габриель отдает должное его литературному таланту.

Все это мечты.

Для того чтобы вышеозначенная девушка вошла в магазин и все остались довольны, он, как минимум, должен быть открыт. А с Линдой он всегда будет закрыт, и вырваться из этого порочного круга невозможно. Да и стоит ли вырываться, если они с Линдой — идеальные любовники?

В этом месте своих рассуждений Габриель начинает бесконтрольно грезить о Линде и ее несравненном, божественном, волнующем худом теле, которое так подходит его собственному телу. И приходит к выводу, что тоска по Линде и неутолимое желание соития с ней — единственная реальность сегодняшнего дня.

Словом, когда Линда возвращается в магазин, то находит Габриеля печальным, скуксившимся, изнемогающим от ревности и жажды немедленно заняться любовью. Пусть даже и под аккомпанемент лекций о бедных азиатах, продающих свой труд за чашку риса.

— Нам нужно подумать о будущем, —

сказала она как-то Габриелю после очередного головокружительного минета, Линда называет его на английский манер — blowjob, и то верно: минет — тоже работа, причем не из легких и это роднит Линду с бедными азиатами, продающими труд за чашку риса. Пролетарии всех стран, соединяйтесь, ура-ура!

— Зачем? Зачем нужно думать о будущем, если у нас прекрасное настоящее?

— Ты рассуждаешь, как рассуждают примитивные обыватели, от которых и происходит все зло в этом мире! Ты рассуждаешь, как животное.

— Животные не могут рассуждать. Ими управляют инстинкты, — расслабленно замечает Габриель. — И то, чем мы с тобой занимаемся по нескольку раз на дню, — тоже инстинкт. Так что я готов побыть животным, если ты не возражаешь. Это жутко приятно.

Линда-любовница умеет все, у Габриеля была возможность в этом убедиться. Но сталкиваться с агрессивной Линдой-воительницей ему еще не приходилось. Оттого он и оказывается застигнутым врасплох ее молниеносным маневром: оседлав живот Габриеля, Линда упирается коленом ему в кадык. Ее белое, как будто присыпанное рисовой пудрой, лицо стало еще белее, а веснушки из рыжих превратились в темно-коричневые.

— Не будь падалью, — шепчет она.

Это совсем не игра, она и не думает сдвигать колено, и через несколько мгновений Габриель начинает задыхаться.

— Ладно, пусти… Я ведь просто пошутил… Пошутил…

— Со мной такие шутки не проходят, ты разве до сих пор не понял?

Слава богу, она ослабила пресс на горло. Дыхание снова восстановлено и слегка струхнувший Габриель готов продолжить судьбоносный диалог:

— И что там с нашим будущим?

В представлениях Габриеля все, связанное с Линдой, ограничивается диваном и еще парой-тройкой мест в магазине, где они проводили сексуальные эксперименты. Но она произнесла «наше будущее», очевидно, имея в виду какое-то совместное будущее.

— У меня насчет тебя далеко идущие планы…

Интересно.

Хватит просто так сидеть в этой дыре, говорит Линда; и хватит бездарно просирать время, говорит Линда; конечно, если подойти с умом, то и эта дыра на многое сгодится. Ты можешь закупать литературу и м-м… кое-что еще, я сведу тебя с нужными людьми… Ну, чего ты так напрягся? Конечно, это потребует от тебя чуть больше усилий, чем просто трахаться и получать удовольствие… я совсем не против, ты знаешь… Но существует и кое-что еще. Ульрика и Андреас не погибли, во всяком случае — для меня. И единственное, чего я хочу, — чтобы мир снова услышал о них. Ты, я надеюсь, хочешь того же.

— Я хочу сделать татуировку, — растягивая слова, произносит Габриель.

Ну вот, он попался. Оказался дураком. Кретином, недоумком, как когда-то в детстве. А Линда точно не в себе, она почти ничего не ест и научилась обходиться без элементарнейших средств гигиены, но это не главное. Главное — она решила повторить судьбу чертовой Ульрики Майнхоф, стать профессиональной террористкой, взрывать дома и людей, угонять самолеты, да еще задумала втянуть в эту мерзость Габриеля! Он с самого начала должен был предвидеть это — именно к этому все и шло! Ненормальные, подобные Линде, никогда не станут транслировать свои идеи в безвоздушное пространство, их задача — вербовать сторонников. Любыми методами.